Она с трудом оторвала взгляд от губ Кенни.

— Итак, теперь вы утверждаете, что передумали?

— Пришлось, — вздохнул Кенни, с видом самопожертвования.

— Вы слишком добры, но не стоит так уж стараться ради меня, — взъерепенилась Эмма.

— Вы не ответили на мой вопрос. Что предпочитаете: сначала поплавать или сразу идти в душ?

— Простите, что не оценила ваше бесконечно романтическое предложение.

— Не заинтересованы, значит?

— Ни чуточки.

Кенни медленно двинулся вперед.

— Означает ли это, что я вам не нравлюсь?

— Мне очень жаль.

Эмма заметила валявшиеся на полу трусики, подхватила их и сунула в карман халата. Кенни тяжело вздохнул:

— Что же, если так… я уже достаточно взрослый, чтобы смириться с откровенным отказом. Надеюсь, вы были честны со мной?

— Естественно.

— Не то что я сомневаюсь в ваших словах, но…

Он шагнул к ней, и эти неосознанно-грациозные движения напомнили Эмме о скользящих по воде масляных пятнах.

— Но чтобы окончательно увериться…

Он стоял так близко, что ткань брюк касалась халата.

— Кенни…

Он заглушил ее протесты поцелуем.

Она не сделает этого! Не спасует перед этой откровенной демонстрацией силы, которую он выдает за мужское обаяние!

И тут его язык провел по ее губам, оставляя на своем пути огненную дорожку.

Ее гнев начал понемногу остывать, особенно потому, что он не торопил ее, не настаивал, а безмолвно соглашался дать ей время. О, поистине есть что-то невыразимо чудесное в том, чтобы отвечать на поцелуи лентяя!

Ее спина уперлась в кроватный столбик как раз в ту минуту, как его рот властно овладел ее губами. Он уже хочет ее! Огромный! Напряженный! Его явное возбуждение зажгло ее, и она прижалась к нему. Рука Кенни застыла у ее шеи, готовая спуститься ниже и прикоснуться к ее груди. Эмма поспешно выгнулась навстречу ему. Но он продолжал играть с ее ртом, увлеченный поединком их языков, который продолжался до тех пор, пока Эмма не поняла, что один лишь кроватный столбик удерживает ее от падения.

Ее груди томились по ласкам его рук, но он не дотрагивался до них. Она терлась о его торс, настаивая, безмолвно умоляя, стараясь, чтобы шелк халата и ткань его рубашки задевали соски. Но он словно не понимал намеков.

Не в силах больше выносить его бездействие, Эмма уронила руки и стиснула его ягодицы, такие же твердые, как и все его тело, столь отличавшееся от ее собственного, мягкого и податливого.

Их поцелуй явно вышел из-под контроля, становясь все неукротимее. Она упивалась им. Раньше Эмма не подозревала, что способна испытывать такие безумные ощущения. Но все равно хотела большего и поэтому протиснула ладонь между их бедрами, чтобы развязать пояс халата. Кенни, не отрываясь от Эммы, толкнул ее на кровать. Но вместо того чтобы пойти дальше, продолжал поцелуй. Эмма горела. Пылала. Вибрировала. Она мурлыкала. Стонала. Умоляла.

— Кенни… пожалуйста…

Он припал к чувствительному местечку чуть пониже уха и пощекотал губами. Эмму охватил озноб. Кажется, онасейчас просто растает и растечется по всему покрывалу, прежде чем он…

НИЖЕ!

Ну отчего он не поспешит? Очевидно, нуждается в том, чтобы его расшевелили.

Поэтому Эмма собралась с силами и потянулась к молнии его слаксов. Он немедленно перекатился на нее и накрыл губами пульсирующую жилку у нее на шее.

Ее груди! Почему он не ласкает ее груди?!

Она попыталась молить его, но поняла, что слишком для этого слаба.

Кенни отыскал невероятно нежное местечко у нее на ключице, и Эммаснова охнула. Он передвинулся ниже. Наконец-то!

Но облегчение длилось недолго. Его большой палец скользнул под обшлаг халата и пощекотал запястье. Запястье! Нет, это кого хочешь с ума сведет! И это человек с репутацией прославленного любовника! Похоже, он представления не имеет о более интимных частях женского тела.

Кожа на руке покрылась мурашками, и крохотные электрические разряды били в солнечное сплетение. Но вместо того чтобы воспользоваться ее очевидным возбуждением, Кенни продолжал медлить! Да и как ему преодолеть природную лень? И как повести его в нужном направлении?

Придется забыть о стыдливости и высказать все, что у нее на уме.

— Кенни…

Смятение чувств мешало Эмме говорить, но она постаралась сосредоточиться, поскольку считала откровенность партнеров жизненно важной, и он должен понять, что у нее свои потребности.

— Мой халат, — выдавила она. — Сними его. Стащи с…

Тут кончик его языка обнаружил еще одну жилку, трепещущую на шее, и она потеряла дар речи. Прошло целое столетие, прежде чем Эмма вновь сумела собраться с мыслями.

— Коснись моей… меня… — простонала она. — Разденься и коснись моих…

Кенни отстранился и нахмурился. Губы у него распухли так же сильно, как ее собственные, а посеребренные страстью глаза напоминали ей засахаренные фиалки.

— Что-то не так?

Эмма погладила его по щеке, отдышалась и улыбнулась, давая понять, что она не критикует, а просто дает столь необходимые указания:

— Не можем ли мы немного продвинуться дальше?

— Немного… продвинуться… дальше?

Каждое слово вылетало из его рта, подобно пистолетной пуле.

— Угу.

— Ты хочешь… поторопиться?

— Если не возражаешь.

— Спешишь куда-то или что?

— Или что.

— Только не говори, что у тебя составлен план.

— Конечно, нет! Какой там план? Просто я… я… считала, что ты будешь доволен, узнав… как… как сумел завести меня… поэтому и уверена, что мы можем перейти… э-э… к следующей части. Лучшей.

Кенни насмешливо поднял бровь.

— А чем эта часть тебя не устраивает?

Поняв, что невольно оскорбила Кенни, Эмма немедленно попыталась умаслить его.

— Еще бы не устраивала! Восхитительно! Честно говоря, Кенни, ты изумительно целуешься, но немного тянешь и…

Лицо Кенни быстро мрачнело, а лицо становилось зловещим.

— Мне никогда еще не было так хорошо, — пробормотала она еле слышно. — Правда. Но нужно идти дальше. Разве не так?

Кенни отодвинулся и лег на спину.

— Так я и думал, — буркнул он. — Этого следовало ожидать. Не знаю, почему я даже не удивлен.

К ужасу Эммы, он встал и ткнул пальцем прямо ей в лицо.